Когда я увидела её впервые, меня поразила её внешность. Она напоминала какое-то заморское экзотическое создание. В ней всё было необыкновенно. Очень крупные черты лица: огромные прекрасные глаза, нос, губы. Волосы уложены на голове необыкновенным образом: каждая прядь закручена, будто на бигуди и пришпилена к голове. Потом я узнала, что у неё были очень пышные волосы, но она никогда не давала им свободы и держала «в строгости». Она была невысокого роста и, наверное, поэтому носила туфли на платформе, чтобы казаться повыше. И платья её были тоже каких-то замысловатых фасонов. Всё в ней было «другое», ни на кого не похожее, и вместе с тем здесь не было желания выделиться. Всё было «своё», личное, индивидуальное.
То, что она была ещё и певицей я узнала позже. Впервые она спела для нас в конце четвёртого курса, Под аккомпанемент гитары Миши Боярского. Да и то после долгих уговоров.
Для меня она была, прежде всего, преподавателем сценической речи. Она ставила нам дыхание, голос, исправляла недостатки речи, учила работать над художественными произведениями.… И всегда настраивала на высокий лад. Уже привычной была её внешность, но все больше раскрывалась глубина и оригинальность её личности.
Я до сих пор ощущаю её любовь и доброту, какой-то внутренний оптимизм и силу, и даже поддержку. А ведь уже много-много лет нет её на земле.
Помню, у меня украли стипендию, ребята что-то собрали для меня, но я все равно голодала и как-то на уроке Стронгиллы Шеббитаевны упала в обморок.… С той поры, когда я приходила к ней на индивидуальные занятия, она заставляла меня взять у неё деньги и дать обещание, что это останется между нами, а после занятий я сразу же пойду в столовую. И может быть, не меня одну она подкармливала таким образом.
Между собой мы её называли просто Стронгилла. И сейчас так называем. Вспоминаем о ней всегда с улыбкой, потому что от этих воспоминаний становится как-то радостно. Таким светлым человеком она была.
Она нас любила, а мы любили её.